Террор на Полесье
Боёвки из предателей
Большую часть Брестской, Пинской и Полесской областей гитлеровцы включили в состав рейхскомиссариата «Украина». Уже с лета 1941 года в приграничье действовала организация «Полесская сечь», созданная украинским националистом Тарасом Боровцом (по прозвищу Бульба). Отсюда и народное им наречение: бульбовцы или бульбаши. В середине 1943‑го бульбовская УПА была подчинена бандеровской ОУН. По архивным данным, к концу 1944 года в Брестской и Пинской областях действовало около 250 групп и отрядов численностью от 25 до 500 человек.
Вооружались бандгруппы за счет отступающих немецких войск, а одевались чаще всего в красноармейскую форму, которую снимали с убитых советских солдат. В боевые организации привлекались и местные жители — уголовники, полицаи, дезертиры, а молодых людей порой вовлекали в банды насильно.
Так, в окрестностях деревни Дивин Кобринского района с бандеровцами было связано около трех тысяч человек. Особой жестокостью отличалась банда-боёвка «Дворко». В мае 1945‑го под Дивином эта банда убивает комсомольца, вешает двоих мирных жителей этой деревни, расстреливает мать красноармейца, избивает работницу райисполкома…
Евин мох
Со времени ликвидации банды Сикоры прошло 70 лет, но ничего не забыто. Мы в этом убедились, съездив в Ивановский район. Здесь в 1947‑м Панько участвовал в расправе над жителями деревни Одрижин. Тогда оуновцы убили и сожгли вместе с домами две семьи по фамилии Денейко. Архивная справка УМГБ Пинской области гласит: «В январе 1949 года формированием Панько на хуторе Корсынь Ивановского района были убиты председатель Глинянского сельсовета Кивчук, участковый уполномоченный РО МВД Докукин и финансовый агент сельсовета Михальчук».
Расследуя возбужденное Генпрокуратурой уголовное дело по факту геноцида, прокурор Ивановского района Сергей Жукович объехал все деревни, где зверствовали бандиты. Это приграничье, входящее территориально в состав Мохровского и Одрижинского сельсоветов. Удалось записать немало свидетельств родственников погибших.
На здании сельсовета в Одрижине мы увидели памятную доску. Шесть фамилий: Корчагин, Ляшук, Хохлачев, Климович, Рязько, Талатынник. Все они работали в сельсовете.
Прокуратурой задокументирован рассказ о том, как бандеровцы издевались над председателем Корчагиным, как распяли, прибив гвоздями полуживое тело на здании сельсовета…
Жив еще сын убитого секретаря сельсовета. Мы заглянули к Михаилу Малофеевичу Талатыннику в деревню Вивнево. Прокурору Сергею Жуковичу не с первого приезда удалось разговорить старика. И сейчас, увидев нас, он заплакал.
В 1945 году, когда был убит его отец Малофей Емельянович, Михаилу было восемь лет. Мать объяснила детям, что вооруженный человек попросил отца показать дорогу до деревни Дольск (нынешняя Украина). А спустя неделю глава семьи был обнаружен мертвым. На теле 12 сквозных ножевых ранений, на шее была затянута веревка. От перенесенных переживаний спустя год женщина умерла, и семеро детей остались сиротами…
Мы общаемся, осторожно задавая Михаилу Малофеевичу вопросы, и в ходе разговора открывается еще один страшный факт — гибель сельчанки Евы Томильчик, урожденной Столинского района, которая вышла в Вивнево замуж. Ее искалеченное тело нашли в колодце. Тамара, дочь Михаила Малофеевича, говорит, что там сейчас лес, деревенские собирают ягоды, а место называют Евин мох…
Следующая наша остановка — деревня Опадыще. Тормозим у памятника на пустыре между жилых домов. Фамилия у всех одна — Федорук. На гранитной плите указан возраст погибших: 56, 54, 53, 45, 42, 20, 18 лет. Причина гибели семьи известна — нежелание 18‑летнего юноши идти в банду.
Председатель Одрижинского сельсовета Владимир Климук обращает внимание на имя Ивана Федорука:
— Это его бандеровцы хотели забрать в свой отряд, но мать стала поперек. Долго не думали — расправились со всеми. Отрубили головы и сожгли тела. Позже родственники собрали останки и похоронили на кладбище.
Недавно в прокуратуру Ивановского района обратился мужчина. Он поделился информацией от своей тещи. Она из Федоруков, ребенком была свидетелем зверств фашистских пособников. Женщина рассказывала, как в сентябре 1945 года в дом ворвались украинские националисты, после короткой перепалки порубили головы взрослым, а она с двумя сестрами спаслась, спрятавшись за печкой…
Позже на месте сожженного дома благодаря усилиям сельсовета и местных жителей установят памятник.
Прокуратура Ивановского района задокументировала 12 преступлений, совершенных бандеровцами на Ивановщине, погибло более двух десятков мирных жителей.
Свидетельства на погостах
Свидетелей в живых уже мало, но в приграничных с Украиной белорусских селах на каждом погосте встретишь могилы погибших от рук бандитов семей. Есть такие захоронения в деревне Опадыще Ивановского района, есть в соседнем Мохро. А в Кобринском районе на кладбище за деревней Леликово похоронены братья Митя и Яша Коржи. С их выжившим братом Николаем Ерофеевичем Коржом я общалась в 2006‑м. День 24 апреля 1945 года он запомнил до деталей:
— Мы, малые дети, спрятались на улице, в яме из-под картошки. Бандеровцы увидели нас и бросили гранату. У 14‑летнего Мити на руках был годовалый Яша, и выскочить из ямы он не успел. Оба погибли. У матери от шока даже слез не было. Позже, уже в середине 1950‑х, застрелили и отца Ерофея Коржа. Он был лесником и вычислил занимавшихся браконьерством бандеровцев, пошел по их следам…
От белорусской деревни Невель, что в Пинском районе, до украинской Прикладники всего два километра, но сейчас их разделяет граница. Попасть на кладбище к родным жительнице Невеля — 80‑летней женщине, которую в материалах Пинской межрайонной прокуратуры называют К., — уже невозможно. Но надпись на обелиске она помнит —
«Здесь покоятся зверски замученные бандеровцами». 7 августа 1948 года бандиты расправились с ее родителями, старшими сестрами и братом: кого-то расстреляли, кого-то заживо сожгли в погребе.
Страшно представить, что чувствовала тогда эта женщина, будучи шестилетней малышкой. Записанные сотрудниками прокуратуры воспоминания К. свидетельствуют:
— Они пришли утром, я уже пасла коров. А в хате были мать и мои братики, одному четыре года, а второму — всего десять месяцев. Меня позвали поесть те бандиты, которые пришли. Дали меда, хлеба, это я хорошо запомнила. Думаю, чего это вдруг они мне дали мед? Потом вышла на улицу, побежала в хлев. Один из них меня вывел, выгнал, там такая долина, болото. Прибегает мой брат: «Прячься, бо нас будут палить». Я спряталась, потом через какое-то время пришла домой. «А где моя мама?» — спрашиваю. Сказали, что пошла к соседям. Я бежать туда — меня не пускают. Слышу уже: стреляют. Страх какой меня тогда взял! Я выбежала и давай удирать, может, с километр бежала. Бандит бежит за мной, кричит: «Стой, стрелять буду! Стой, стрелять буду!» Я оббежала все болото — и в речку. Он приходит, говорит: «Вставай». И я по тому болоту пошла первой, он — за мной. Пришли обратно к хате, бандиты начали запаливать погреб, стрелять. Я испугалась, братики плачут. И я хлопца младшего схватила на руки и побежала в село. Несла его через болото, кочки. Нам помогла одна женщина, мы у нее переночевали. Это было в субботу, а в воскресенье уже пошли к нашему дому, там все лежали: застреленные, сгоревшие. Так погибли три сестры, брат, отец и мать.